Пионер-герой костя кравчук. Пионеры-герои великой отечественной войны Тайник в колодце

⁰

Подвиг 10-летнего Кравчука Константина Кононовича, заслужившего за него орден "Красного Знамени".

Кто-то может сказать, что делов-то, всего 3 года хранить от немцев секрет о спрятанных знаменах. На деле же, захваченные знамена врага, всегда имели важное символическое значение, которое в 20 веке обыгрывалось пропагандой практически всех стран имевших подобные военные успехи сопряженные с захватом знамен разбитых частей противника. Немцы на начальных этапах войны, когда они брали много трофеем, любили фотографироваться не только на фоне нашей брошенной и разбитой техники, но и демонстрировали захваченные знамена, как символ своей неизбежной победы.

На тему захваченных советских знамен (военных и партийных) можно прочитать вот тут http://skaramanga-1972.livejournal.com/71632.html (а вот здесь http://skaramanga-1972.livejournal.com/71277.html на тему немецких трофейных знамен)
Потом все пошло в обратную сторону и не случайно, что кульминацией Парада Победы, как жирной точки в Великой Отечественной Войне, были именно немецкие знамена брошенные к подножью Мавзолея Ленина, что символизировало окончательное поражение Германии в войне с СССР.

Заслуга Кости Кравчука в том, что он в своем юном возрасте хранил частичку нашего поражения 1941 года и не дал ей попасть в руки врагу. Что это на фоне тех миллионов погибших и титанических усилий всего народа? Всего лишь три года держать язык за зубами. Казалось бы, мелочь. Но как раз из таких "мелочей", которые складывали в общий фундамент воевавшие на фронте, трудившиеся в тылу и сражавшиеся в партизанских отрядах — как раз и сложилась наша Победа.
Мне этот момент запомнился еще в 10-летнем возрасте, когда читая известную книгу Смирнова "Брестская крепость", меня поразила история спасенного знамени 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, которое во время обороны Брестской крепости, было помещено в ведерко и в каземате Восточного форта, а нашли его лишь в 1956 году.

В 1955 году, когда в газетах стали появляться статьи об обороне Брестской крепости, к одному из районных комиссаров города Сталинска-Кузнецкого в Сибири пришел рабочий металлургического комбината, младший сержант запаса Родион Семенюк.
— В сорок первом я сражался в Брестской крепости и там закопал знамя нашего дивизиона, — объяснил он. —
Оно, должно быть, цело. Я помню, где оно зарыто, и, если меня пошлют в Брест, достану его. Я уже писал вам раньше…
Военком был человеком равнодушным и не любил делать ничего, что прямо и
непосредственно не предписывалось начальством. В свое время он побывал на
фронте, неплохо воевал, получил ранение, имел боевые награды, но, попав в
канцелярию, постепенно стал бояться всего, что нарушало привычный ход
учрежденческой жизни комиссариата и выходило за рамки указаний, спущенных
сверху. А никаких указаний о том, как быть со знаменами, зарытыми во время
Великой Отечественной войны, у него не было.
Он вспомнил, что действительно год или полтора назад получил письмо от
этого Семенюка насчет того же знамени, прочитал его, подумал и велел
положить в архив без ответа. Тем более что по личному делу, хранившемуся в
военкомате, Родион Ксенофонтович Семенюк казался комиссару фигурой
подозрительной. Три с половиной года он пробыл в плену, а потом воевал в
каком-то партизанском отряде. Бывших пленных военком твердо считал людьми
сомнительными и недостойными доверия. Да и указания, которые он, бывало,
получал в прошлые годы, предписывали не доверять тем, кто побывал в плену.

Однако теперь Семенюк сидел перед ним самолично, и приходилось что-то
отвечать на его заявление о знамени.
Недовольно и хмуро поглядывая в открытое, простодушное лицо невысокого
и очень моложавого Семенюка, военком с важностью покивал головой.
— Помню, помню, гражданин Семенюк. Читали мы ваше письмо…
Советовались… Знамя это ваше особого значения теперь не имеет. Вот так…
— Да ведь это Брестская крепость, товарищ комиссар… — растерянно
возражал Семенюк. — Вон о ней в газете писали…
Комиссар о Брестской крепости имел самое отдаленное представление и в
газетах ничего о ней не читал. Но подрывать свой авторитет он не собирался.
— Правильно… писали… Знаю, знаю, гражданин Семенюк… Видел. Верно
пишут в газетах. Только это одно дело, что пишут, а тут другое… Мало ли
что… Вот так, значит…

Семенюк ушел от военкома озадаченный и расстроенный. Неужели и вправду
боевое знамя их 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, под
которым они сражались в Восточном форту Брестской крепости, уже не имеет
никакого значения для народа, для истории? Ему казалось, что здесь что-то не
так, но ведь военком — лицо, облеченное доверием, и должен знать истинную
ценность этого знамени.

Семенюку часто вспоминались те страшные, трагические дни в Восточном
форту. Помнилось, как носил он это знамя на груди под гимнастеркой и все
время боялся, что его ранят и он без сознания попадет в руки врага,
Помнилось партийное собрание, на котором они давали клятву драться до конца.
А потом эта страшная бомбежка, когда ходуном ходили земляные валы и из стен
и с потолков казематов сыпались кирпичи. Тогда майор Гаврилов и приказал
закопать знамя, чтобы оно не попало к фашистам — стало уже ясно, что форт
продержится недолго.

Они закопали его втроем — с каким-то пехотинцем, по фамилии Тарасов, и
с бывшим односельчанином Семенюка — Иваном Фольварковым. Фольварков
предлагал даже сжечь знамя, но Семенюк не согласился. Они завернули его в
брезент, положили в брезентовое ведро, взятое из конюшни, а потом поместили
еще в цинковое ведро и так закопали в одном из казематов. И только успели
сделать это и забросать утрамбованную землю мусором, как фашисты ворвались в
форт. Тарасов тут же был убит, а Фольварков попал в плен вместе с Семенюком
и погиб уже позднее, в гитлеровском лагере.

Много раз и в плену, и потом, после возвращения на Родину, Семенюк
мысленно представлял себе, как он отроет это знамя. Он помнил, что каземат
находится во внешнем подковообразном валу, в правом его крыле, но уже забыл,
какой он по счету от края. Тем не менее он был уверен, что сразу найдет это
помещение, как только попадет на место. Но как туда попасть?
Лишь в 1956 году, услышав по радио об обороне крепости и узнав о
встрече брестских героев, Семенюк понял, что райвоенком был не прав, и
написал прямо в Москву, в Главное политическое управление Министерства
обороны. Оттуда тотчас же пришел вызов — Семенюка приглашали срочно приехать
в столицу.

В Брест он попал в сентябре, через месяц после того, как там побывали
герои обороны. Наступил день, когда он в сопровождении нескольких офицеров и
солдат с лопатами и кирками вошел в подковообразный двор Восточного форта.
Семенюк волновался, у него дрожали руки. Тут сказывалось все — и
набежавшие воспоминания о пережитом здесь, на этом клочке земли, и впервые
охвативший его страх: "А вдруг я не найду знамени?!"
Они вошли в узкий дворик между валами. Все вопросительно смотрели на
Семенюка. А он остановился и внимательно оглядывался вокруг, стараясь
собрать разбежавшиеся мысли и сосредоточиться — вспомнить во всех
подробностях тот день, 30 июня 1941 года.

— По-моему, сюда! — сказал он, указывая на дверь одного из казематов.
В помещении он огляделся и топнул ногой по полу.
— Вот здесь!
Солдаты с лопатами приготовились копать. Но он вдруг остановил их:
— Подождите!..
И, торопливо подойдя к дверям каземата, выглянул во дворик, прикидывая
расстояние от края вала. Его била нервная дрожь.
— Нет! — наконец решительно произнес он. — Это не тут. Это рядом.
Они перешли в соседний, такой же точно каземат, и Семенюк отстранил
солдат:
— Я сам!
Он взял лопату и принялся копать, торопливо и нервно отбрасывая в
сторону землю. Грунт, слежавшийся за долгие годы, был плотным, неподатливым.
Семенюк тяжело дышал, пот катил с него градом, но всякий раз он
останавливал солдат, когда те хотели ему помочь. Он должен сам выкопать это
знамя, только сам…
Все в напряженном молчании следили за ним. Яма уже была довольно
глубокой, а ведь Семенюк сказал, что зарывал ведро на полуметровой глубине.
Офицеры с сомнением стали переглядываться.
А он и сам уже приходил в отчаяние. Где же, где это знамя? Оно уже
давно должно было появиться. Неужели он спутал каземат — ведь они все так
похожи один на другой? Или, может быть, знамя отрыли немцы тогда, в сорок
первом?

И вдруг, когда он готов был уже прекратить работу, лезвие лопаты
явственно звякнуло о металл, и в земле показался край какого-то
металлического диска.
Это было дно цинкового ведра. Он тотчас вспомнил, что тогда, в сорок
первом, они не вложили сверток в ведро, а закрыли им сверху: на тот случай,
если бы каземат был разрушен, ведро защищало бы знамя от дождя и талых вод,
просачивающихся с поверхности земли.
Все в волнении склонились над ямой. А Семенюк лихорадочно быстро
откапывал ведро и наконец вытянул его из земли.
Память не подвела — сверток со знаменем был здесь, где он оставил его с
товарищами пятнадцать лет назад. Но сохранилось ли само знамя? Цинковое
ведро просвечивало насквозь, как решето, — оно все было разъедено солями
земли.
Он дрожащими руками взял второе, брезентовое, ведро, лежавшее под
цинковым. Оно рассыпалось прахом, совсем истлевшее за эти годы. Под ним был
более тонкий брезент, в который они тогда завернули знамя. Он тоже истлел и
разлезался лохмотьями, пока Семенюк поспешно раскрывал сверток. И вот уже
заалела красная материя и золотом блеснули буквы…

Осторожно Семенюк тронул пальцем полотнище. Нет, знамя не истлело, оно
сохранилось отлично.
Тогда он медленно развернул его и, расправив, поднял над головой. На
красном полотнище золотела надпись: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" И
ниже: "393-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион". Все молча стояли,
завороженно глядя на эту боевую реликвию, извлеченную из земли спустя
полтора десятилетия. Семенюк бережно передал знамя одному из офицеров и
выбрался из ямы. Он не чуял под собой ног от радости.
А на другой день в центральном дворе крепости выстроился торжественный
строй располагавшейся здесь воинской части. Под звуки оркестра, четко
печатая шаг, проходил перед строем знаменосец, и алое полотнище вилось за
ним по ветру. А следом за этим знаменем двигалось вдоль строя другое, но уже
без древка. Его на вытянутых руках нес невысокий моложавый человек в
штатской одежде, и безмолвно застывшие ряды воинов отдавали почести этому
славному знамени героев Брестской крепости, овеянному дымом жестоких боев за
Родину, знамени, которое проносил мимо них человек, сражавшийся с ним на
груди и сохранивший его для потомков.

Знамя 393-го дивизиона, найденное Родионом Семенюком, было передано
потом Музею обороны Брестской крепости, где оно теперь хранится. Сам Семенюк
тогда же приехал из Бреста в Минск, побывал там на приеме у заместителя
командующего Белорусским военным округом, а позднее навестил меня в Москве и
рассказал о том, как он отыскал знамя. Год спустя, когда Советское
правительство наградило героев обороны, знатный металлург Кузбасса Родион
Семенюк за спасение боевого стяга своей части получил орден Красного
Знамени.
Вероятно, некоторые читатели захотят задать мне вопрос: как же
чувствует себя райвоенком, который с таким тупым, бюрократическим
равнодушием отнесся к сообщению Семенюка о знамени и объявил его "не имеющим
значения"? Думаю, что он теперь придерживается иного мнения. Я назвал его
фамилию в Министерстве обороны, и мне сообщили, что этот бездушный и
недалекий чиновник получил строгое взыскание.

http://lib.ru/PRIKL/SMIRNOW/brest.txt — Смирнов "Брестская крепость".

11 июня 1944 года на центральной площади Киева были выстроены части, уходившие на фронт. И перед этим боевым строем зачитали Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении пионера Кости Кравчука орденом красного знамени за то, что спас и сохранил два боевых знамени стрелковых полков в период оккупации города Киева… Отступая из Киева, два раненых бойца доверили Косте знамена. И Костя обещал сохранить их. Сначала закопал в саду под грушей: думалось, скоро вернутся наши. Но война затягивалась, и, откопав знамена, Костя хранил их в сарае, пока не вспомнил про старый, заброшенный колодец за городом, у самого Днепра. Завернув свой бесценный клад в мешковину, обваляв соломой, он на рассвете выбрался из дому и с холщовой сумкой через плечо повел к далекому лесу корову. А там, оглядевшись, спрятал сверток в колодец, засыпал ветками, сухой травой, дерном… И всю долгую оккупацию нес пионер свой нелегкий караул у знамени, хотя и попадал в облаву, и даже бежал из эшелона, в котором угоняли киевлян в Германию. Когда Киев освободили, Костя, в белой рубахе с красным галстуком, пришел к военному коменданту города и развернул знамена перед повидавшими виды и все же изумленными бойцами. 11 июня 1944 вновь сформированным частям, уходившим на фронт, вручили спасенные Костей замена.

Лара Михеенко

За операцию по разведке и взрыву ж\д. моста через реку Дрисса к правительственной награде была представлена ленинградская школьница Лариса Михеенко. Но вручить своей отважной дочери награду Родина не успела… Война отрезала девочку от родного города: летом уехала она на каникулы в Пустошкинский район, а вернуться не сумела - деревню заняли фашисты. Мечтала пионерка вырваться из гитлеровского рабства, пробраться к своим. И однажды ночью с двумя старшими подругами ушла из деревни. В штабе 6-й Калининской бригады командир майор П. В. Рындин вначале оказался принять "таких маленьких": ну какие из них партизаны! Но как же много могут сделать для Родины даже совсем юные ее граждане! Девочкам оказалось под силу то, что не удавалось сильным мужчинам. Переодевшись в лохмотья, ходила Лара по деревням, выведывая, где и как расположены орудия, расставлены часовые, какие немецкие машины движутся по большаку, что за поезда и с каким грузом приходят на станцию Пустошка. Участвовала она и в боевых операциях… Юную партизанку, выданную предателем в деревне Игнатово, фашисты расстреляли. В Указе о награждении Ларисы Михеенко орденом Отечественной войны 1 степени стоит горькое слово: "Посмертно".

Вася Коробко

Черниговщина. Фронт подошел вплотную к селу Погорельцы. На окраине, прикрывая отход наших частей, оборону держала рота. Патроны бойцам подносил мальчик. Звали его Вася Коробко. Ночь. К зданию школы, занятому фашистами, подкрадывается Вася. Он пробирается в пионерскую комнату, выносит пионерское знамя и надежно прячет его. Окраина села. Под мостом - Вася. Он вытаскивает железные скобы, подпиливает сваи, а на рассвете из укрытия наблюдает, как рушится мост под тяжестью фашистского БТРа. Партизаны убедились, что Васе можно доверять, и поручили ему серьезное дело: стать разведчиком в логове врага. В штабе фашистов он топит печи, колет дрова, а сам присматривается, запоминает, передает партизанам сведения. Каратели, задумавшие истребить партизан, заставили мальчика вести их в лес. Но Вася вывел гитлеровцев к засаде полицаев. Гитлеровцы, в темноте приняв их за партизан, открыли бешеный огонь, перебили всех полицаев и сами понесли большие потери. Вместе с партизанами Вася уничтожил девять эшелонов, сотни гитлеровцев. В одном из боев он был сражен вражеской пулей. Своего маленького героя, прожившего короткую, но такую яркую жизнь, Родина наградила орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени, медалью "Партизану Отечественной войны" 1 степени.

Подвиг 10-летнего Кравчука Константина Кононовича, заслужившего за него орден "Красного Знамени".

Заслуга Кости Кравчука в том, что он в своем юном возрасте хранил частичку нашего поражения 1941 года и не дал ей попасть в руки врагу. Что это на фоне тех миллионов погибших и титанических усилий всего народа? Всего лишь три года держать язык за зубами. Казалось бы, мелочь. Но как раз из таких "мелочей", которые складывали в общий фундамент воевавшие на фронте, трудившиеся в тылу и сражавшиеся в партизанских отрядах - как раз и сложилась наша Победа.
Мне этот момент запомнился еще в 10-летнем возрасте, когда читая известную книгу Смирнова "Брестская крепость", меня поразила история спасенного знамени 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, которое во время обороны Брестской крепости, было помещено в ведерко и в каземате Восточного форта, а нашли его лишь в 1956 году.

В 1955 году, когда в газетах стали появляться статьи об обороне Брестской крепости, к одному из районных комиссаров города Сталинска-Кузнецкого в Сибири пришел рабочий металлургического комбината, младший сержант запаса Родион Семенюк.
- В сорок первом я сражался в Брестской крепости и там закопал знамя нашего дивизиона, - объяснил он. -
Оно, должно быть, цело. Я помню, где оно зарыто, и, если меня пошлют в Брест, достану его. Я уже писал вам раньше...
Военком был человеком равнодушным и не любил делать ничего, что прямо и
непосредственно не предписывалось начальством. В свое время он побывал на
фронте, неплохо воевал, получил ранение, имел боевые награды, но, попав в
канцелярию, постепенно стал бояться всего, что нарушало привычный ход
учрежденческой жизни комиссариата и выходило за рамки указаний, спущенных
сверху. А никаких указаний о том, как быть со знаменами, зарытыми во время
Великой Отечественной войны, у него не было.
Он вспомнил, что действительно год или полтора назад получил письмо от
этого Семенюка насчет того же знамени, прочитал его, подумал и велел
положить в архив без ответа. Тем более что по личному делу, хранившемуся в
военкомате, Родион Ксенофонтович Семенюк казался комиссару фигурой
подозрительной. Три с половиной года он пробыл в плену, а потом воевал в
каком-то партизанском отряде. Бывших пленных военком твердо считал людьми
сомнительными и недостойными доверия. Да и указания, которые он, бывало,
получал в прошлые годы, предписывали не доверять тем, кто побывал в плену.

Однако теперь Семенюк сидел перед ним самолично, и приходилось что-то
отвечать на его заявление о знамени.
Недовольно и хмуро поглядывая в открытое, простодушное лицо невысокого
и очень моложавого Семенюка, военком с важностью покивал головой.
- Помню, помню, гражданин Семенюк. Читали мы ваше письмо...
Советовались... Знамя это ваше особого значения теперь не имеет. Вот так...
- Да ведь это Брестская крепость, товарищ комиссар... - растерянно
возражал Семенюк. - Вон о ней в газете писали...
Комиссар о Брестской крепости имел самое отдаленное представление и в
газетах ничего о ней не читал. Но подрывать свой авторитет он не собирался.
- Правильно... писали... Знаю, знаю, гражданин Семенюк... Видел. Верно
пишут в газетах. Только это одно дело, что пишут, а тут другое... Мало ли
что... Вот так, значит...

Семенюк ушел от военкома озадаченный и расстроенный. Неужели и вправду
боевое знамя их 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, под
которым они сражались в Восточном форту Брестской крепости, уже не имеет
никакого значения для народа, для истории? Ему казалось, что здесь что-то не
так, но ведь военком - лицо, облеченное доверием, и должен знать истинную
ценность этого знамени.

Семенюку часто вспоминались те страшные, трагические дни в Восточном
форту. Помнилось, как носил он это знамя на груди под гимнастеркой и все
время боялся, что его ранят и он без сознания попадет в руки врага,
Помнилось партийное собрание, на котором они давали клятву драться до конца.
А потом эта страшная бомбежка, когда ходуном ходили земляные валы и из стен
и с потолков казематов сыпались кирпичи. Тогда майор Гаврилов и приказал
закопать знамя, чтобы оно не попало к фашистам - стало уже ясно, что форт
продержится недолго.

Они закопали его втроем - с каким-то пехотинцем, по фамилии Тарасов, и
с бывшим односельчанином Семенюка - Иваном Фольварковым. Фольварков
предлагал даже сжечь знамя, но Семенюк не согласился. Они завернули его в
брезент, положили в брезентовое ведро, взятое из конюшни, а потом поместили
еще в цинковое ведро и так закопали в одном из казематов. И только успели
сделать это и забросать утрамбованную землю мусором, как фашисты ворвались в
форт. Тарасов тут же был убит, а Фольварков попал в плен вместе с Семенюком
и погиб уже позднее, в гитлеровском лагере.

Много раз и в плену, и потом, после возвращения на Родину, Семенюк
мысленно представлял себе, как он отроет это знамя. Он помнил, что каземат
находится во внешнем подковообразном валу, в правом его крыле, но уже забыл,
какой он по счету от края. Тем не менее он был уверен, что сразу найдет это
помещение, как только попадет на место. Но как туда попасть?
Лишь в 1956 году, услышав по радио об обороне крепости и узнав о
встрече брестских героев, Семенюк понял, что райвоенком был не прав, и
написал прямо в Москву, в Главное политическое управление Министерства
обороны. Оттуда тотчас же пришел вызов - Семенюка приглашали срочно приехать
в столицу.

В Брест он попал в сентябре, через месяц после того, как там побывали
герои обороны. Наступил день, когда он в сопровождении нескольких офицеров и
солдат с лопатами и кирками вошел в подковообразный двор Восточного форта.
Семенюк волновался, у него дрожали руки. Тут сказывалось все - и
набежавшие воспоминания о пережитом здесь, на этом клочке земли, и впервые
охвативший его страх: "А вдруг я не найду знамени?!"
Они вошли в узкий дворик между валами. Все вопросительно смотрели на
Семенюка. А он остановился и внимательно оглядывался вокруг, стараясь
собрать разбежавшиеся мысли и сосредоточиться - вспомнить во всех
подробностях тот день, 30 июня 1941 года.

По-моему, сюда! - сказал он, указывая на дверь одного из казематов.
В помещении он огляделся и топнул ногой по полу.
- Вот здесь!
Солдаты с лопатами приготовились копать. Но он вдруг остановил их:
- Подождите!..
И, торопливо подойдя к дверям каземата, выглянул во дворик, прикидывая
расстояние от края вала. Его била нервная дрожь.
- Нет! - наконец решительно произнес он. - Это не тут. Это рядом.
Они перешли в соседний, такой же точно каземат, и Семенюк отстранил
солдат:
- Я сам!
Он взял лопату и принялся копать, торопливо и нервно отбрасывая в
сторону землю. Грунт, слежавшийся за долгие годы, был плотным, неподатливым.
Семенюк тяжело дышал, пот катил с него градом, но всякий раз он
останавливал солдат, когда те хотели ему помочь. Он должен сам выкопать это
знамя, только сам...
Все в напряженном молчании следили за ним. Яма уже была довольно
глубокой, а ведь Семенюк сказал, что зарывал ведро на полуметровой глубине.
Офицеры с сомнением стали переглядываться.
А он и сам уже приходил в отчаяние. Где же, где это знамя? Оно уже
давно должно было появиться. Неужели он спутал каземат - ведь они все так
похожи один на другой? Или, может быть, знамя отрыли немцы тогда, в сорок
первом?

И вдруг, когда он готов был уже прекратить работу, лезвие лопаты
явственно звякнуло о металл, и в земле показался край какого-то
металлического диска.
Это было дно цинкового ведра. Он тотчас вспомнил, что тогда, в сорок
первом, они не вложили сверток в ведро, а закрыли им сверху: на тот случай,
если бы каземат был разрушен, ведро защищало бы знамя от дождя и талых вод,
просачивающихся с поверхности земли.
Все в волнении склонились над ямой. А Семенюк лихорадочно быстро
откапывал ведро и наконец вытянул его из земли.
Память не подвела - сверток со знаменем был здесь, где он оставил его с
товарищами пятнадцать лет назад. Но сохранилось ли само знамя? Цинковое
ведро просвечивало насквозь, как решето, - оно все было разъедено солями
земли.
Он дрожащими руками взял второе, брезентовое, ведро, лежавшее под
цинковым. Оно рассыпалось прахом, совсем истлевшее за эти годы. Под ним был
более тонкий брезент, в который они тогда завернули знамя. Он тоже истлел и
разлезался лохмотьями, пока Семенюк поспешно раскрывал сверток. И вот уже
заалела красная материя и золотом блеснули буквы...

Поэтому по своему символическому значению, подвиг Кости Кравчука равнозначен подвигу тех солдат, которые даже ценой своих жизней стремились не допустить попадания наших знамен врагу. И именно поэтому он был так высоко оценен.

Кравчук Константин Кононович (род. 1931) - советский школьник, пионер. Известен тем, что, рискуя своей жизнью и жизнями своих близких, спас и сохранил во время фашистской оккупации знамёна 968 и 970 стрелковых полков 255-й стрелковой дивизии. Самый юный кавалер ордена Красного Знамени.

Биография

20 сентября 1941 года во время боёв, в результате которых Киев был оккупирован фашистскими войсками, Костя, как и другие мирные жители, укрывался в подвалах и траншеях. В какой-то момент наступило затишье, и Костя выглянул из подвала. На улице были два красноармейца, к которым Костя решил подбежать. У одного из красноармейцев был свёрток. После того, как он удостоверился, что Костя пионер, красноармеец передал свёрток Косте и сказал, чтобы тот сохранил его. В свёртке Костя обнаружил полковые знамёна, которые он своевременно спрятал в ближайшем саду, закопав их в землю.

С началом дождей Костя вынужден был перепрятать их, что осложнялось постоянным патрулированием улиц со стороны немцев. Тем не менее, Костя смог перепрятать знамёна. Он сложил их в холщовый мешок, просмолил его и опустил в заброшенный колодец. Регулярно проверяя сохранность знамён, Костя попал во внимание немецкого патруля, который задержал мальчика, а после Костю принудительно отправили в Германию. Через некоторое время Костя сбежал и перешёл линию фронта. Киев к тому времени освободили, поэтому уже на следующий день после возвращения домой Костя достал из тайника знамёна, которые уже считали утерянными, и вернул их коменданту города. Позже много добровольцев вступило в восстановленные под этими знамёнами полки.

1 июня 1944 года Костя Кравчук был награждён орденом Красного Знамени Указом Президиума Верховного Совета СССР.

За все время истории СССР рождались герои, о которых страна помнила десятилетиями, чьи поступки вызывали восхищение. Их жизнь была неизменным назидательным примером для будущих поколений.

Пионер-герой Костя Кравчук — один из многих юных патриотов СССР времен ВОВ.

Советские писатели Василий Быков и Борис Васильев в своих произведениях о ВОВ описывали «малые» подвиги рядовых на фронте и гражданского населения в тылу, которые также, как и судьбоносные битвы приближали Победу. Одним из таких эпизодов в истории Великой Отечественной войны стал патриотический поступок советского пионера-героя Константина Кравчука.

В сентябре 1941 года шли тяжелые, кровопролитные бои за Киев, но город был занят фашистскими захватчиками. Десятилетний пионер Костя Кравчук вместе с другими жителями города прятался в подвалах полуразрушенного бомбежкой дома. Ненадолго шум рвущихся снарядов утих. Константин выбрался из укрытия и встретил раненого красноармейца. Боец доверил Косте сверток, в котором были полковые знамена. Красноармеец напутствовал пионера Костю Кравчука сохранить эти святыни до возвращения Красной Армии.

Мальчик спрятал дорогие его сердцу реликвии в ближайшем саду. Но он очень волновался, что знамена найдут оккупанты, и решил перепрятать знамена понадежнее.

В Киеве улицы патрулировались круглосуточно, и чтобы сделать это на глазах у врага, требовалось недюжинное мужество. Но Костя Кравчук перепрятал знамена. Мальчик тщательно продумал сохранность своего «клада». Он просмолил холщовый мешок, поместил туда знамена и опустил в заброшенный колодец.

Может показаться мальчишеским отчаянным легкомыслием тот факт, что Костя часто проверял сохранность доверенного ему свертка. Конечно, он привлек внимание немцев. 13-летнего мальчика поймали и принудительно выслали на работы в Германию.

Но не таков был пионер-герой Костя Кравчук, воспитанный на идеях верности Советской Родине. Он бежал, перешел линию фронта и вернулся в Киев, уже освобожденный Красной Армией.

Костя Кравчук сразу проверил свой тайник и попросил коменданта города передать знамена бойцам армии. Красноармейцы были потрясены мужеством мальчика, который бесстрашно выполнил возложенную на него миссию.

Пионер-герой Костя Кравчук рисковал своей детской жизнью без оглядки, как и тысячи его сверстников, которые убегали из дома, чтобы воевать с врагом. Его нравственный и патриотический поступок были оценены по достоинству.

Пионера-героя Константина Кравчука торжественно наградили орденом Красного Знамени летом 1944 года, перед строем уходивших на фронт красноармейцев. Под спасенные им знамена Красной армии вступали добровольцы, отправляясь на защиту Родины.

Виктория Мальцева